 |
 Леденящее кровь в жилах и виски в горле преступление — отсутствие ревью на лучший альбом Ephel Duath! Будет ли оно раскрыто? Читайте, читайте скандальный отрывок из дневника детектива, ведущего дело! Только в нашем издании! Всего 9 центов — ой, простите — килознаков, сэр, леди!
Меж кварталов стеклянных клеток с полночными ястребами я плыл в “линкольне”-освободителе от “контактов третьего вида”, свойственных общественному транспорту, рассекая тьму и прокладывая фонарями дорожку из жёлтого кирпича. Да, я чувствовал себя маленькой потерянной девочкой, ушедшей за кроликом через нору в знакомый лишь подсознанию сюрреалистический мир. Вот только мир был тем же самым — пресыщенным ничего не значащими формами. Иной раз глаза видят слишком много — приходится передвигаться на ощупь. Скажете, что всей картины так не увидеть. Ну и пусть — меня мало волнует, почему люди носятся между лупанарием и лепрозорием, и как это изменить. Я хотя бы доберусь до цели, сделаю действительно полезное дело, перебирая след за следом, крошку за крошкой, нить за нитью, щупальце за щупальцем. Как все дороги ведут в Рим, так и все отростки – к голове. Правда, за некоторые хвататься противно. Но такова особенность жизни детектива. У того самого кролика хвостик был отнюдь не белым и пушистым.
“Скользкое преступление! Исчезла улика по знаменитому «делу одной улики» против Спрута, еле найденная при странных обстоятельствах!” “Щупальца Спрута оказались тоньше решётки-двери склада вещдоков! Через какие отделы участка их длина позволила проложить маршрут до улики?” Первые полосы газет месячной давности мало отличались друг от друга. Неизвестно, чего люди боялись больше: беспомощности полиции в борьбе с оргпреступностью, всё меньше напоминавшей банды и всё больше - корпорации с “альтернативно накопленным капиталом”, или того, что один из главных злодеев выбрал себе образ “чудища из морских глубин” — спрута с, по-видимому, хаотически растущими щупальцами цвета сутенёрской шубы (и его “девочки” — всё способное голосовать население) и неизвестно где находящейся головой. На жителей континентального города подобные существа производили впечатление посильнее, чем недавно появившиеся сообщения об НЛО, для них это был другой мир, исследованный даже хуже ближайшего космоса. Покорение глубин для них закончилось на строительстве метрополитена. А страх окончательно заселился в пентхаус их головок. Как бы через пару поколений они не начали бояться заплывать в собственном бассейне глубже полутора метров без сопровождения охраны и надувных утят. Но от этого же они всё сильнее начнут радоваться маленьким и не очень победам, существенным для города, но в малой степени относящимся к каждому из жителей. Общественное благо, городская этика, разумный эгоизм… Привет, стадный инстинкт волков в прилипшей намертво и пустившей корни в мозг овечьей шерсти. Не удивлюсь, что если скормить им, скажем, Спрута, то в моду войдут рыбные блюда: каждая поданная под соусом тар-тар или с лимонным соком рыбка и акт её поедания будут отождествляться с тем, как органы правопорядка пожрали преступника в частности и шагом на пути покорения чуждой стихии в целом; “ещё одна угроза уничтожена, так приобщимся же к победе, леди и джентльмены!” Пир посреди чумы, улыбка от ослабевшей, но не прекратившейся хватки за горло и яйца. Скормить им Спрута…
Это я и пытаюсь сделать. Та самая пропавшая улика была прямо-таки Вифлеемской звездой. Но кто же волхвы? Ни комиссар полиции, ни прокурор, ни мэр не подходят. Первому и его подчинённым и самим золота не хватает, у второго нет смирны из-за отмены смертной казни, ну а чтобы третий пришёл с ладаном, нужен веский аргумент вроде массовых выступлений или маленького личного ”форт нокса”, или головы лошади в спальне и горсти смирны на рабочем столе. Но что сделала полиция, когда “обнаружила улику”? Положила “подарочек” на охраняемую полку, исключила журналистское паломничество к ней и начала выпрашивать новый кусочек бюджетного пирога. Жители согласились в надежде, что уж сейчас-то бандам всыпят по первое отчётное число. Но шла неделя, вторая, третья — мохнатые лапки закона так и не раскрутили аппарат принуждения. Похоже, Спрут понял, что им интереснее коллекционирование портретов президентов, и выкрал улику обратно. Дав им, впрочем, новый повод для попрошайничества: „На обновление технических систем безопасности”. У семи нянек дитя без присмотра, у тысячи камер город без контроля. На ощупь, только на ощупь. Руки не подвели — я успел сделать копию улики. Доказательством была аудиозапись, но необычная. Поначалу и подумать было сложно, что музыкальный альбом может о чём-то свидетельствовать. Манифестовать об эпохе нынешней, ушедшей или будущей и их проблемах — всегда пожалуйста. Но вывести на след преступника?
Почему бы и нет? Со мной мои верные руки, быстрые ноги, переведённые в режим “смотри на обитателей дороги, а не обочин!” глаза, нюх ищейки (и припасённая на всякий случай прищепка) и уши. Сейчас меня вели уши. Жаль, но линия “дорожки из кирпича“ совпадала с сеткой улиц и редких переулков — ими и оканчивалась. Мне же было ясно, что предстоит свернуть с неё, перестать быть девочкой, отрастить пару револьверных барабанов — и попасть за хребты небоскрёбного безумия. Как казалось, из-за своих размеров Спрут мог быть только в двух местах: либо живя в “глансе” одного из стеклянных гладиусов, которых титаны индустрии воткнули эфесами вниз в поверженную Землю, либо где-то в недрах города, ниже канализационной “ватерлинии” (настоящая линия фронта цивилизации!). Первый вариант я отсёк из-за неясной мотивации Спрута: она не была связана со стремлением обладать ещё большей властью и материальными ресурсами. Так что только антиспортивное “ниже, глубже, вязче”. Моим вектором была Пучина. Как и завещал имидж Спрута.
“Линкольн” неторопливо пересекал стриты и авеню; мне вспомнилась карусель, где вместо лошадок были целые кварталы — от фешенебельных до… в общем, не очень “фешен”. Пластинка с аудиозаписью тоже играла в карусель, выписывая круг, кажется, уже кратный четырём. Карусели, окружности, безжалостные углы зданий, углы, квадраты — и всё заверте… Кажется, я потерял сознание, стыд и совесть перед обществом, построившим это всё, так как по приходу в себя до меня, что называется, дошло. Непостижимым образом партии инструментов, до того казавшиеся не то нагромождением хлама, не то собранием вечно ломающихся машин, обрели форму — форму зданий, совокупность всех этих углов, фасадов, окон так, как если смотреть на них, на улицу, где они расположены, как угодно, кроме девяноста градусов. Похоже, что был найден ключ, но откуда начинать? Каждая композиция имела название. New Disorder? Рядом с ратушей есть монумент, посвящённый Конституции и ещё каким-то современным бумажкам — начало вполне по резистансу и андеграунду. Ну что ж, доверимся ощущениям.
Поэкспериментировав с оптимальной скоростью движения и убедившись, что какая-то закономерность между обрывами музыкальных партий и обрывами фасадов зданий существует, я двинулся, иногда посматривая на треклист — названия остальных песен тоже могли быть подсказками. “Плеоназм” за “вектором” — определённо памятник “трудящемуся пролетариату”, изготовленный из чистой меди и мозоливший глаза жителям манерой своего исполнения, отныне передвинутый (за их же счёт, кстати, — какой коварный план по двойному отъёму денег у населения) к одному из пары оставшихся городских заводов — заводу табачных изделий. “Не дымят заводы — подыми хоть ты”. А тех краях подымить можно было не только табачком. Стало быть, и название следующей песни на что-то намекало. Сверяясь с музыкой, я углублялся в полузаброшенные районы индустриальных лет. Внезапно я почувствовал, что у музыки был особый задор, сходный с задором рабочих кварталов — всеми этими гулянками, праздниками, пивным потопом, аккордеонами и прочим, прочим. Вот только чувствовалась при этом и обида, озлобленность, подавляемая тяга к отмщению. Музыка из элитарной превратилась в музыку неповиновения. Тихого и бездеятельного, как завещал Ганди, но с арматурой и гвоздодёром за пазухой — это уже по заветам герильи. Неужели назревает бунт? Но чей? Классовость уже отжила своё, да и идеологии нет. Так это сопротивление чему? И чьё? Я задумался, незаметно для себя выехав на границу города, к началу одного из проспектов. Что же получается? Я описал фигуру вроде то ли искривлённого, разорванного ромба, то ли спирали.
Виток за витком мне открывался путь, прервавшись у построенного пару десятилетий назад и непонятно отчего не ставшего особо успешным и популярным (стоявшего у въезда в даунтаун!) комплекса из небоскрёба, сверху напоминавшего полумесяц, и расположенного сразу рядом с ним пруда с фонтанами так, что подъезжать ко входу надо было по специальному мосту. Чёрт, неужели была верна не вторая, а первая догадка о местоположении Спрута? Я заглушил мотор и выключил радио — мне нужна была минута тишины. Что ж, я её получил. Словно по воображаемому таймеру в голове зазвучал голос. Тот самый, что сопровождал музыку всё это время. Но сейчас он звучал громче, чем на записи. Надев волшебные шляпу и плащ детектива, я направился к зданию. Голос уже не только изображал ор — он именно орал. При всех неудобствах наличия своего собственного маленького крикуна в голове, я посчитал это хорошим знаком и на всех парах вломился внутрь с совиными глазами, закрывающими уши руками, и выгнутой спиной; возможно, что я вдобавок к этому ещё и ревел как зверь. Фойе тянулось от одного конца строения к другому, тем самым больше напоминая помесь банкетного зала и картинной галереи с лифтами и окнами вместо полотен. Ко мне же, в свою очередь, тянулись взгляды шокированных людей. Я был шлюхой из торта. Ура-ура, ликуйте. Кажется, время замедлилось настолько, что всю эту композицию под одноимённым названием можно было не торопясь рассматривать в течение десятков минут.
Ход часовой стрелки вновь запустил портье: „Боль нужно познать”. Ор внутри меня затих, мозг пытался вспомнить, откуда он мог знать эту казавшейся банальной фразу. Ах, ну конечно же. Единственное, что я мог и смог спросить в ответ: „Спрут?” Словами и жестами мне показали, что Спрут — это и один, и многие, Спрут меняет имена и лица. Случается и так, что обмениваются ими и его щупальца. Более того, щупальца – это не только люди и их число, но и личное обаяние и стремлением к труду. А вот голову искать бесполезно: лидер есть, но себя им не признаёт, иногда лишь поправляет ход мыслей остальных, не подчиняя своему. Для каждой же акции определяется новый “мозговой центр”, лучше разбирающийся в вопросе. Своя собственная маленькая адхократия. Кстати о лидере: именно он подбросил ту запись, он хотел, чтобы нашли именно его, чтобы город узнал, что боялся человека. Одного человека, которому осточертел круговорот вторсырья идей и общественных механизмов, питающихся от так же воспроизводящихся ошибок. И если музыка альбома показалась маняще-покорёженной, то взгляните на город, в котором живёте.
Мне дали некоторое время, чтобы я сделал записи в дневнике, а затем оставил его там, откуда начал своё путешествие. Проследуйте по спирали и вы. |
 |
Вы можете зарегистрироваться на сайте или залогиниться через социальные сети (иконки вверху сайта).
Сообщений нет